
Рассмотрим ситуацию Катерины Александровны Щербацких. Как и её сестра Дарья Александровна, Катерина по характеру собака: она добра, наивна и явно имеет комплекс неполноценности, который автор, похоже, почитает за добродетель.
Завлекла бедного мальчика, который старше её на 14 лет. Малолетняя бесстыдница со своей короткой шубкой. Ты самка, Варвара! Ты публичная девка! Разговаривала и улыбалась одновременно двум мужчинам, какая гадость, какая мерзость! Нет, погодите, как там было? Левин тёрся вокруг неё влюблённый, потом

свалил в закат и несколько месяцев плакал в подушку у себя в поместье. Катерина Александровна в свою очередь познакомилась с Вронским, и уже он начал вокруг неё тереться, а она нашла это приятным и возжелала выйти за него замуж. Так что когда Константин Дмитриевич соизволил вернуться

она уже ждала предложения от другого, и полагала это дело решённым, так как знала, что приезжает мать Вронского, а то, что Вронский мудак, не знала, и знать не могла.
Потому что, княгиня, он либо сам такое проделывал, либо водил дружбу с теми, кто такое проделывал, а затем хвастался в компании, приправляя свой рассказ описанием душевных мук разной степени фальшивости. Но князь, похоже, считает объяснения ниже своего достоинства, он предпочитает ограничиться криками и оскорблениями.
Обычно с людьми следует говорить несколько раз, приводя разные аргументы и обосновывая свою точку зрения. Можно привлечь третьих лиц, знакомых с Вронским и его похождениями, или просто навести справки, дабы иметь на руках факты. В конце концов, вы могли бы зажать в углу самого Алексея Кирилловича и с присущим вам тактом сказать ему:
Впрочем, на жену орать, без сомнения, проще, а главное, эффективнее, ведь после можно будет гордо всем напоминать:
Когда Вронский уехал вслед за Анной

Кити, ещё на давешнем балу заподозрившая неладное, поняла, что брошена, и слегла с болезнью. Сначала от неё сбежал Левин-в-тысячу-раз-лучше-человек™, теперь Вронский, а учитывая, с каким чувством Константин Дмитриевич делал ей предложение, можно было заподозрить, что его заставили. Вспомните:
От любви он так заикается или от страха, что если Катерина Александровна ему откажет, его убьёт некий таинственный мститель? Из обсуждений персоны Алексея Кирилловича мы знаем, что тереться возле юных особ женского пола, а потом

нехорошо-с, а значит, кто-то с обострённым чувством справедливости мог бы призвать Константина Дмитриевича к ответственности. Во всяком случае, будь я нежной 18-ти летней девушкой, мне бы, наверное, хотелось в это верить. Или нет. Я всё-таки предпочитаю верить в более вероятные вещи.
Итак, Кити больна. Любящие родители пригласили докторов.
Я невольно задаюсь вопросом, почему любящее семейство обратилось ко второму доктору, вместо того чтобы сразу отправить Кити на воды по совету первого? Смена обстановки звучит вполне разумно. Хотя и стоит заметно дороже, чем один докторский осмотр. Давайте лучше осмотр.


Как гласит народная мудрость, скупой платит дважды, так что Катерину Александровну всё же решают отправить на воды. Щербацкий же не упускает ни одной возможности побыть мудаком:
Просто оцените уровень. Я даже не буду говорить, что

К слову, автор, похоже, на стороне князя:

Подведём итоги: князь - ленивый мудак, княгиня - собака, не очень умная, но честно старающаяся выполнять то, что считает своим долгом, Дарья Александровна - собака верная и тоже старающаяся.
Ждите продолжения
Кити рассказала матери о разговоре ее с Левиным, и, несмотря на всю жалость, которую она испытала к Левину, ее радовала мысль, что ей было сделано предложение. У нее не было сомнения, что она поступила как следовало. Но в постели она долго не могла заснуть. Одно впечатление неотступно преследовало ее. Это было лицо Левина с насупленными бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми глазами, как он стоял, слушая отца и взглядывая на нее и на Вронского. И ей так жалко стало его, что слезы навернулись на глаза. Но тотчас же она подумала о том, на кого она променяла его. Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила любовь к себе того, кого она любила, и ей опять стало радостно на душе, и она с улыбкой счастия легла на подушку. «Жалко, жалко, но что же делать? Я не виновата», – говорила она себе; но внутренний голос говорил ей другое. В том ли она раскаивалась, что завлекла Левина, или в том, что отказала, – она не знала. Но счастье ее было отравлено сомнениями. «Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй!» – говорила она про себя, пока заснула.
Завлекла бедного мальчика, который старше её на 14 лет. Малолетняя бесстыдница со своей короткой шубкой. Ты самка, Варвара! Ты публичная девка! Разговаривала и улыбалась одновременно двум мужчинам, какая гадость, какая мерзость! Нет, погодите, как там было? Левин тёрся вокруг неё влюблённый, потом

свалил в закат и несколько месяцев плакал в подушку у себя в поместье. Катерина Александровна в свою очередь познакомилась с Вронским, и уже он начал вокруг неё тереться, а она нашла это приятным и возжелала выйти за него замуж. Так что когда Константин Дмитриевич соизволил вернуться

она уже ждала предложения от другого, и полагала это дело решённым, так как знала, что приезжает мать Вронского, а то, что Вронский мудак, не знала, и знать не могла.
В это время внизу, в маленьком кабинете князя, происходила одна из часто повторявшихся между родителями сцен за любимую дочь.
– Что? Вот что! кричал князь, размахивая руками и тотчас же запахивая свой беличий халат. – То, что в вас нет гордости, достоинства, что вы срамите, губите дочь этим сватовством, подлым, дурацким!
– Да помилуй, ради самого бога, князь, что я сделала? – говорила княгиня, чуть не плача.
[...]
– А вот что: – во-первых, вы заманиваете жениха, и вся Москва будет говорить, и резонно. Если вы делаете вечера, так зовите всех, а не избранных женишков. Позовите всех этих тютьков (так князь называл московских молодых людей), позовите тапера, в пускай пляшут, а не так, как нынче, – женишков, и сводить. Мне видеть мерзко, мерзко, и вы добились, вскружили голову девчонке. Левин в тысячу раз лучше человек. А это франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь. Да хоть бы он принц крови был, моя дочь ни в ком не нуждается!
[...]
– Знаю я, что если тебя слушать, – перебила княгиня, – то мы никогда не отдадим дочь замуж. Если так, то надо в деревню уехать..
– И лучше уехать.
– Да постой. Разве я заискиваю? Я нисколько не заискиваю. А молодой человек, и очень хороший, влюбился, и она, кажется…
– Да, вот вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает жениться, как я?.. Ох! не смотрели бы мои глаза!.. «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на бале…» – И князь, воображая, что он представляет жену, приседал на каждом слове. – А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…
– Да почему же ты думаешь?
Потому что, княгиня, он либо сам такое проделывал, либо водил дружбу с теми, кто такое проделывал, а затем хвастался в компании, приправляя свой рассказ описанием душевных мук разной степени фальшивости. Но князь, похоже, считает объяснения ниже своего достоинства, он предпочитает ограничиться криками и оскорблениями.
– Я не думаю, а знаю; на это глаза есть у нас, а не у баб. Я вижу человека, который имеет намерения серьезные, это Левин; и вижу перепела, как этот щелкопер, которому только повеселиться.Ладно, пусть княгиня действительно глупа и не воспринимает информацию, противоречащую её картине мира, таких людей множество. Но, товарищ князь, вы живёте в конце XIX века, вся власть в ваших руках. А если вы за свободу выбора, вы могли бы, знаю, эта мысль революционна, поговорить с дочерью. Взять её за белу рученьку, сказать, что желаете ей всяческих благ, и что она ошибается насчёт Вронского, что тот франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь, а Константин Дмитриевич Левин - мечта поэта, и вы сами бы на нём с удовольствием бы женились, коли б это было прилично. Может, конечно, Катерина Александровна вас бы сперва и не послушала, но
Обычно с людьми следует говорить несколько раз, приводя разные аргументы и обосновывая свою точку зрения. Можно привлечь третьих лиц, знакомых с Вронским и его похождениями, или просто навести справки, дабы иметь на руках факты. В конце концов, вы могли бы зажать в углу самого Алексея Кирилловича и с присущим вам тактом сказать ему:
Впрочем, на жену орать, без сомнения, проще, а главное, эффективнее, ведь после можно будет гордо всем напоминать:
Когда Вронский уехал вслед за Анной

Кити, ещё на давешнем балу заподозрившая неладное, поняла, что брошена, и слегла с болезнью. Сначала от неё сбежал Левин-в-тысячу-раз-лучше-человек™, теперь Вронский, а учитывая, с каким чувством Константин Дмитриевич делал ей предложение, можно было заподозрить, что его заставили. Вспомните:
– Я сказал вам, что не знаю, надолго ли я приехал… что это от вас зависит… [...] Что это от вас зависит, – повторил он. – Я хотел сказать… я хотел сказать… Я за этим приехал… – что… быть моею женой! – проговорил он, не зная сам, что говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел на нее.
От любви он так заикается или от страха, что если Катерина Александровна ему откажет, его убьёт некий таинственный мститель? Из обсуждений персоны Алексея Кирилловича мы знаем, что тереться возле юных особ женского пола, а потом

нехорошо-с, а значит, кто-то с обострённым чувством справедливости мог бы призвать Константина Дмитриевича к ответственности. Во всяком случае, будь я нежной 18-ти летней девушкой, мне бы, наверное, хотелось в это верить. Или нет. Я всё-таки предпочитаю верить в более вероятные вещи.
Итак, Кити больна. Любящие родители пригласили докторов.
Домашний доктор давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так как ни то, ни другое, ни третье не помогало и так как он советовал от весны уехать за границу, то приглашен был знаменитый доктор.
Я невольно задаюсь вопросом, почему любящее семейство обратилось ко второму доктору, вместо того чтобы сразу отправить Кити на воды по совету первого? Смена обстановки звучит вполне разумно. Хотя и стоит заметно дороже, чем один докторский осмотр. Давайте лучше осмотр.
Знаменитый доктор, не старый еще, весьма красивый мужчина, потребовал осмотра больной. Он с особенным удовольствием, казалось, настаивал на том, что девичья стыдливость есть только остаток варварства и что нет ничего естественнее, как то, чтоб еще не старый мужчина ощупывал молодую обнаженную девушку. Он находил это естественным, потому что делал это каждый день и при этом ничего не чувствовал и не думал, как ему казалось, дурного, и поэтому стыдливость в девушке он считал не только остатком варварства, но и оскорблением себе.

Надо было покориться, так как, несмотря на то, что все доктора учились в одной школе, по одним и тем же книгам, знали одну науку, и несмотря на то, что некоторые говорили, что этот знаменитый доктор был дурной доктор, в доме княгини и в ее кругу было признано почему-то, что этот знаменитый доктор один знает что-то особенное и один может спасти Кити.
[...]
После внимательного осмотра и постукиванья растерянной и ошеломленной от стыда больной знаменитый доктор, старательно вымыв свои руки, стоял в гостиной и говорил с князем.

Как гласит народная мудрость, скупой платит дважды, так что Катерину Александровну всё же решают отправить на воды. Щербацкий же не упускает ни одной возможности побыть мудаком:
Старый князь встал и погладил рукой волосы Кити. Она подняла лицо и, насильно улыбаясь, смотрела на него. Ей всегда казалось, что он лучше всех в семье понимает ее, хотя он мало говорил с ней. Она была, как меньшая, любимица отца, и ей казалось, что любовь его к ней делала его проницательным. Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добрыми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и понимает все то нехорошее, что в ней делается. Она, краснея, потянулась к нему, ожидая поцелуя, но он только потрепал ее по волосам и проговорил:
– Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери и не доберешься, а ласкаешь волосы дохлых баб.
[...]
– А ты вот что, Катя, – прибавил он к меньшой дочери, – ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: – да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
Просто оцените уровень. Я даже не буду говорить, что

К слову, автор, похоже, на стороне князя:
Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он все знает, все понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из-комнаты.
– Вот твои шутки! – напустилась княгиня на мужа.
[...]
– Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: – ты и ты, одна ты.
[...]
Как только она заплакала, князь тоже затих. Он подошел к ней.
– Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю.
[...]
Во время нападения матери на отца она пыталась удерживать мать, насколько позволяла дочерняя почтительность. Во время взрыва князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту.

Подведём итоги: князь - ленивый мудак, княгиня - собака, не очень умная, но честно старающаяся выполнять то, что считает своим долгом, Дарья Александровна - собака верная и тоже старающаяся.
Ждите продолжения
@темы: На словах ты Лев Толстой, а на деле Лев Толстой, книги, пятиминутка художественного анализа